   |
|
Виды и разновидности |
Важно остановиться и на проблеме определения и различия видов и разновидностей. Вот что Ч.Дарвин писал по этому поводу: «И не случайно при разрешении вопроса, следует ли известную форму признать за вид или за разновидность, единственным руководящим началом является мнение натуралистов, обладающих верным суждением и большой опытностью. Тем не менее, во многих случаях вопрос решается только по большинству голосов натуралистов, так как немного найдется ясно выраженных и хорошо известных разновидностей, которые не были бы признаны за виды, по крайней мере, несколькими компетентными судьями. Таким образом, термин «вид» превращается в бесполезную абстракцию, подразумевающую и допускающую отдельный акт творения. Не подлежит сомнению, что большое число форм, признаваемых высококомпетентными судьями за разновидности, в такой степени похожи на виды, что были признаны за таковые другими, не менее высококомпетентными судьями. Но обсуждать вопрос, следует ли их называть видами или разновидностями, пока не существует общепризнанного определения этих терминов, значило бы попусту толочь воду в ступе. Мы можем говорить о том, что расы это самостоятельные подвиды, входящие в вид человек, или что неандерталец или питекантроп – это самостоятельные виды, которые в своё время без сомнения подразделялись на подвиды. То же самое можно сказать и об обезьянах. В некоторых отношениях особенно важны для нас формы, имеющие в значительной степени признаки видов, но настолько сходные с другими формами или так тесно связанные с ними промежуточными градациями, что натуралисты не склонны рассматривать их в качестве самостоятельных видов. Мы имеем все основания думать, что многие из этих сомнительных и близко между собой родственных форм уже с давних пор сохраняют постоянство своих признаков, насколько нам известно, столь же давно, как и хорошие и истинные виды. На практике каждый раз, когда натуралист в состоянии связать какие-нибудь две формы промежуточными звеньями, он признает одну из них за разновидность другой, признавая наиболее обычную, а порой и только ранее описанную за вид, а другую — за разновидность. Но имеются случаи, которых я здесь не буду перечислять, когда возникает значительное затруднение при разрешении вопроса, можно ли рассматривать одну форму в качестве разновидности другой, если они даже тесно связаны промежуточными звеньями; затруднение не всегда устраняется обычным предположением о гибридной природе промежуточных форм. В очень многочисленных случаях одна форма признается за разновидность другой не потому, что промежуточные звенья действительно были найдены, а потому, что наблюдатель на основании аналогии заключает, что они где-нибудь существуют либо могли когда-нибудь существовать, — но здесь, понятно, открывается широкое поле для сомнений и догадок. Существуют и другие заслуживающие внимания отношения между видами более крупных родов и их установленными разновидностями. Мы видели, что нет непогрешимого критерия, позволяющего различить виды и хорошо выраженные разновидности; когда же не найдено промежуточных звеньев между двумя сомнительными формами, натуралисты вынуждены руководствоваться в своих выводах размерами различия между этими формами и решать по аналогии вопрос, достаточны ли эти различия для возведения одной из них или обеих в ранг вида». Как видно из этой выдержки, определение и различие видов и разновидностей представляет серьёзную проблему и виной тому, как это не покажется странным, является, всё тот же, естественный отбор. Дарвин уверяет нас, что именно неполная геологическая летопись является виной тому, что не обнаружено переходных форм между видами. Ну, что же, пойдём ему навстречу и допустим, что благодаря титаническим усилиям учёных, было найдено великое множество переходных неуловимо отличающихся друг от друга форм от самого начала и до нынешнего состояния одного какого-то одного вида. Уважаемые дарвинисты, теперь Вы можете, имея полную геологическую летопись, представить себе весь процесс образования какого-либо современного вида. Вы увидели бы такие плавные эволюционные переходы от исходного состояния к современному образцу, что было бы затруднительно определить, где заканчивается предшествующий этап его развития и начинается новый. Эти переходы неизбежно будут сопровождаться безостановочной дивергенцией, постоянно генерирующей процесс зарождения множества новых видов и разновидностей, так мало отличающихся в самом начале друг от друга, что должны были бы сохраняться в природе в несметных количествах, подтверждая правоту Дарвина. Но подобных преобразований в действительности не обнаруживается, что лишний раз доказывает явную несостоятельность теории происхождения видов. Если есть ребёнок и есть старик, то обязательно должны существовать и переходные экземпляры, свидетельствующие о том, что ребёнок преобразовался в старика. В случае отсутствия подобных переходных форм можно с уверенностью утверждать, что ребёнок представляет собой отдельный вид, всегда будет существовать только как ребёнок и ничего общего со стариком не имеет. То же самое относится и к старику. Доказывать, что старик произошёл от ребёнка при полном отсутствии в природе переходных форм, значить грешить против истины: ребёнок сразу же в старика превратиться не может, а если бы это произошло постепенно, то переходные формы никуда бы не исчезли и существовали не как археологические экземпляры, а в живом виде. Утверждать же, что для ребёнка и старика среда благоприятна для существования, а для подростка, юноши, зрелого мужчины она является губительной, просто абсурдно. Из вышеизложенного можно сделать однозначный вывод: отсутствие переходных форм в природе является весомым аргументом, свидетельствующим: а) об ошибочности теории, согласно которой все существующие ныне виды произошли естественным путем от других существовавших ранее видов; б) о правоте сторонников полигенизма, предполагающих, что все виды растений и животных появились независимо друг от друга и никогда не менялись, а их отличия обусловлены различными в момент зарождения условиями. Несмотря на явную ошибочность идей Дарвина, подтверждаемую длительной эволюцией животного и растительного мира, учёные по-прежнему пытаются найти доказательства дивергенции видов, хотя их нескончаемые дорогостоящие эксперименты, проводимые на протяжении многих десятилетий и даже столетий, оказались совершенно безрезультатными. Ни одного подтверждения дарвинской теории происхождения и развития видов за это время так и не было найдено. Ни одного! Единственное, что удалось подтвердить подобными опытами, это существование различного рода различительностей, возникающих под воздействием непредсказуемых природных факторов. Но это настолько неоспоримые, повсеместно наблюдаемые явления, что совершенно не требует доказательств. Из вышеизложенного вытекает закономерный вывод: в природе отсутствует дарвинская эволюция - животный и растительный мир, сохраняя видовую устойчивость, никогда не видоизменяется! |
|
|
|
 |
|
|